— Ваше императорское величество, это вам.
Затем он снова сходил к котелку и принёс ещё одну кружку.
— А это вот девушке Анне. Пускай она горяченького попьёт, вдруг ей легче станет.
Я благодарно покивал и поставил кружку рядом.
Девушка не успокаивалась ещё около часа. Потом, уже придя в себя, держа перед собой обновлённую металлическую чашку с чаем, который, казалось, дымил в темноте, она принялась рассказывать.
Её вместе с другими женщинами и детьми увели почти сразу после взятия Минска. Было их очень много. Она даже сосчитать не смогла, сколько людей в тот день уводили. И потом ещё было немало пленных. Спустя несколько дней их пересадили на грузовые машины и везли ещё несколько дней. Потом они оказались на какой-то базе, где с ними проводили какие-то, как я понял, опыты. Им делали какие-то уколы.
Их содержали в камерах по 30 человек. И почти каждый день из этих камер выводили по одной женщине или ребёнку, и те уже никогда не возвращались, и больше их не было видно.
Иногда из соседних камер или ещё откуда-то слышались человеческие крики. Кто-то кричал, кто-то плакал и выл. Кто-то звал маму или родных. И во всём этом ужасе они и жили долгие месяцы, ожидая, за кем же следующим придут беспощадные душегубы.
И вот в один прекрасный или, правильно сказать, ужасный день пришли и за Анной. Её увели и потом для неё начался сущий кошмар. Её пытали, пытались что-то узнать. При этом кололи какими-то препаратами, её били, истязали. Задавали странные вопросы. Всё это смешалось в какую-то безумную круговерть. И она даже не знала, сколько времени это продолжалось — день, неделя, месяц, год и целая жизнь прошла.
И вот в один прекрасный день она поняла, что всё, конец и что скоро она умрёт, потому что больше просто не выдержит. И именно в тот день она поняла, что лучше она сама умрёт и попытается убить хоть кого-то из своих мучителей, чем вытерпит ещё хоть день. И так её эти чувства обуяли, что обрела она силу нечеловеческую. Разорвала цепи, что её сдерживали. Она показала свои запястья, на которых и правда виднелись следы будто от оков или от наручников. Затем разорвала на части всех тех, кто был рядом. И само это хоть было и страшно, и жутко, но в то же время она уже не чувствовала жалости и не жгло её сердце от того, что она убила людей. Не потому, что это были совсем не люди, а демоны в человеческих обличьях. А просто потому, что себя она больше не жалела. И даже душу свою она больше не жалела. Даже если она за свои злодеяния попадёт в ад, то это уже ничего не меняет. Единственное, что могло её спасти, это смерть всех её мучителей, потому что только так она сможет спокойно умереть — после того, как всех их убьёт, либо в попытке всех их убить. Тогда она будет отомщена и будет чувствовать себя снова свободной и живой.
От её рассказа у меня разрывалось сердце. Вострецов, уже заподозрив неладное, сидел белый как мел. Его, как и других солдат, сотрясала нервная дрожь, но в то же время они крепко держали в руках оружие, готовые в любой момент его применить, ведь они действительно стали догадываться о том, кто на самом деле эта девушка.
А та тем временем продолжала историю. То, как она вырвалась из подземной базы и, обуреваемая яростью, убивала всех, кто попадался на её пути. Как в первый раз за долгие месяцы увидела небо и луну. Как за ней гнались солдаты.
Она сначала испугалась, что её вернут обратно и побежала. Но потом вдруг поняла, что бегать всю жизнь нельзя. Поэтому развернулась и убила всех преследователей и всех тех, кого отправили за ней следом.
И вот потом она почувствовала такую смертельную усталость, что захотелось просто упасть и умереть. Больше не хотелось ей бегать. А ещё до неё вдруг стало доходить, сколько людей она погубила. И вот тогда её и нашёл Александр.
Глава 22
Подготовка к бою
Анна так и сидела, будто пребывая в анабиозе. Видимо, вспоминала всё то, что было в последние дни. Я её старался пока не трогать.
Офицеры из группы Вострецова тоже обходили девушку стороной, разве что принесли кружку с дымящимся чаем да несколько галет. Девушка тихо поблагодарила, глядя при этом в пространство.
Я подошёл к Вострецову узнать, как они дальше планируют действовать.
— Ну как, сейчас пару часов передохнём, — ответил он, — а потом дальше в путь двинемся.
— Так скоро рассветать начнёт, — подметил я.
— Начнёт, — ответил он, — но мы так, чувствую, вообще никуда не продвинемся. Мы сегодня малый путь поделали. Я думаю, нужно подальше отойти от этих мест. Вдруг ещё кто-то за нами следом пойдёт. А позже, уже где-то после обеда, встанем на дневку.
Приняв информацию к сведению, вернулся к девушке. У той снова на глазах навернулись слезы. Не удержавшись, погладил её по спине. Девушка вздрогнула от прикосновения и сначала испуганно заозиралась, но потом, поймав мой взгляд, успокоилась и снова ушла в свои размышления.
Я же, немного подумав, вложил в свои поглаживания своё лекарское умение. Моя ладонь слегка засветилась. Девушка, может, и не ранена, по крайней мере не физически, но вот душа у неё изранена, это факт. Ведь, может, душу я полечить не смогу, а вот нервную систему подправить, почему нет?
Девушка действительно будто расслабилась, а её щёки приобрели здоровый румянец. Я только сейчас понял, насколько до этого она была бледна.
Попытался вложить ей желание поспать. Всё-таки время у нас есть, пускай девчонка немножко передохнёт. Не знаю, что она там пережила за последние дни, но отдых ей сейчас необходим. Особенно, если учитывать то, что нам предстоит ещё сколько-то часов топать.
К моему удивлению, девушка и вправду стала клевать носом. А я, сняв с себя бушлат, подложил ей под спину, помог улечься.
— Ты подремли пока, — шепнул я девушке, — у нас есть пару часов для отдыха. А потом снова в путь двинемся. Как раз сейчас ребята еду приготовят, кашу сварят. Вот поедим, сил наберёмся и двинемся.
Девушка сонно кивнула и, прикрыв глаза, почти сразу засопела.
Кашеварил поручик Недудко. Он довольно быстро организовал небольшой бездымный костерок и, ловко примостив котелок, принялся кашеварить. При том, что каждый в лагере, видимо, чувствуя неловкость, без дела не сидел. Все суетились, что-то делали, а на девушку старались не смотреть. Ну, случился у монарха каприз, бывает.
Спустя какое-то время ко мне подошёл поручик Вострецов. Другие офицеры на него то и дело поглядывали. Видимо, они успели что-то обсудить.
— Ваше императорское величество, — спросил он меня, затем замялся, кивнул на девушку и продолжил: — Это не опасно?
— Что именно? — невозмутимо спросил я.
— Ну… — пытаясь подобрать слова, пожевал губами он. — Как мне кажется, да и парням тоже, это непростая девушка. И она напрямую связана с той монстрой, что поляков истребила.
Я отпираться не стал.
— Да, это она и есть.
Вострецов тяжело выдохнул, немного помолчал.
— Ну, а как же? А на нас она не нападёт? — спросил он наконец.
— Не беспокойтесь, господин поручик, не нападёт, — покачал я головой. — Её похитили. И она сбегала от похитителей. Вот и разозлилась, и вышла слегка из себя.
— Слегка разозлилась… Угу… — хмыкнул Вострецов. — Главное, ей ничего обидного не говорите. Хотя… — он поймал на себе мой взгляд, — кого я учу. Простите, ваше императорское величество. Я парням тоже скажу, чтобы они к ней даже не подходили.
— А что, если девушка подумает, что она вам не понравилась? — решил пошутить я.
Вострецов мою шутка не оценил и нахмурился, видимо, всерьёз раздумывая над моими словами.
— Да ладно, шучу я, — махнул я рукой. — Занимайтесь своими делами. Только предупредите заранее, когда девушку надо будет разбудить, чтобы она в себя пришла. У неё и так последние месяцы были нелёгкими. Её аж из самого Минска пригнали. А там уже и двинемся в путь-дорогу. А если идти не сможет, то не переживайте. Я её на руках понесу. Как вы уже поняли, для меня это не проблема.